Совет по правам человека при президенте России – консультативный орган. Обычно члены Совета предлагают, как улучшить те или иные правозащитные механизмы, и рассказывают президенту о соблюдении прав человека. Но после избиений людей на улицах Москвы и массовых задержаний, никакого заявления Совет не готовит. Об этом в эфире Настоящего Времени рассказал его глава Михаил Федотов.
— Как вы оцениваете действия силовиков последних недель, имею в виду 27 июля и 3 августа?
— У меня нет такого одного мнения по этому вопросу, потому что то, что я видел вживую, собственными глазами, – это одна история. То, что видели другие члены Совета своими глазами, – это другая история. То, что мы видели на экране компьютера на различных видеороликах, – это третья история. Сейчас важно все эти истории соединить вместе.
Для этого мы вчера собирались, нас было довольно много, и мы обсуждали как раз, кто что видел, у кого какие впечатления, у кого какие выводы. Потому что члены Совета работали в качестве общественных наблюдателей и 27 июля, и 3 августа на несанкционированных мероприятиях. И у нас есть вопросы, на которые мы бы хотели получить ответы.
Безусловно, мы ответы можем получить только от правоохранительных органов – от прокуратуры, от Следственного комитета, от полиции, от Росгвардии. И получив уже все эти ответы, собрав всю информацию, в том числе информацию от участников, от организаторов этих массовых публичных мероприятий. Потому что, к сожалению, у нас этой информации не хватает.
Ваш браузер не поддерживает HTML5
Глава Совета по правам человека – о протестах в Москве
— Допустим, пишут вам в прокуратуре, в Следственном комитете, что полиция не превышала полномочия, а тем не менее мы видим лежащих на полу людей, которых избивают дубинками полицейские, бьют по коленям. Или жесткое задержание еще до начала митинга дизайнера, которому сломали ногу при задержании. Вот вы получаете такие ответы – что дальше?
— Дальше мы по каждому факту начинаем работать. По каждому факту. У нас, к сожалению, очень мало информации, конкретной информации. Например, вы говорите: дизайнер, которому сломали ногу. У нас, к сожалению, нет от него никакого обращения. А мы хотели бы знать, как его фамилия, где он живет, как его самочувствие.
— Он был у нас в эфире, мы готовы вам передать всю эту информацию: его фамилию, имя, его видение происходящего.
— Очень хорошо. То же самое с велосипедистом, которого задержали вместе с велосипедом.
— Ровно так же он был у нас в эфире, обязательно передадим вам контакты его.
— На основании любой информации мы сможем с этим разбираться.
— А того, что есть в Сети, недостаточно для того, чтобы сделать довольно жесткое заявление со стороны Совета?
— Совет делает заявления, как правило, один раз в год. Если вы зайдете на сайт Совета, посмотрите, там есть раздел "Заявления Совета", вы увидите, что были даже годы, когда Совет вообще не делал никаких заявлений. Потому что заявления – во-первых, это не самая эффективная форма работы и, в общем, она не дает никакого прогресса. Она только греет эфир, но не создает никакой позитивной повестки. Другое дело – то, что мы делаем: мы делаем доклады, анализируя всю информацию.
Кстати говоря, в 2017 году мы сделали очень большой доклад о практике реализации свободы собраний в нашей стране, представили его президенту, он висит на сайте. Он очень конкретный, он очень критичный.
— Я знакома с тем, как это происходит в Украине: если, например, полиция применяет чрезмерно силу или вообще что бы ни происходило, что противоречит правам человека, то одними из первых реагируют правозащитники, как минимум ставя реперные точки, что вот это является нарушением и это нужно пресечь.
— Это абсолютно правильно. Мы и говорим о том, что в данном случае мы считаем очень важным разобраться с каждым случаем, с каждым фактом применения насилия, оценить, насколько оно было законным, насколько оно было адекватным. Мы постоянно подчеркиваем, что право на применение физической силы дано полицейским и сотрудникам Росгвардии только для определенных законом целей и только в определенных законом формах и границах. И если эти цели не соблюдаются, если эти границы нарушаются, тогда в дело должен вмешиваться Следственный комитет.
— Мы разговаривали в нашем эфире с Игорем Каляпиным, членом вашего Совета, известным российским правозащитником. Он рассказывал свою историю задержания. Это не чрезмерное применение силы? Просто шел человек, его запаковали в автозак. И был он выпущен по звонку, кстати, возможно, по вашему?
— Давайте я умолчу о своей скромной роли в этом вопросе. В случае с Игорем Каляпиным, слава богу, никакая сила не применялась.
— Как минимум было нарушено его право на свободное передвижение.
— В общем, это было задержание, обоснованность которого потом сами же полицейские подвергли сомнению. Потому что если бы они считали, что в действиях Игоря Каляпина есть состав административного правонарушения, думаю, тогда они составили бы протокол и отправили его в суд.
— Или если бы вы не позвонили?
— Игорь Александрович сказал мне, что он хотел бы пройти весь этот путь до конца.
— Не за каждого задержанного может позвонить целый глава Совета.
— Конечно. Но глава Совета звонит не только по поводу членов Совета, поверьте мне.
— Вы за других задержанных будете вступаться?
— Мы вступаемся всегда за них с тем, чтобы в отношении них полностью были соблюдены их права. Другое дело, поймите меня правильно, мы же не можем выступать в защиту людей, которые организуют несанкционированные публичные мероприятия. Ведь существует закон, чтобы мероприятия проводились цивилизованно.
— 31-я статья Конституции говорит о том, что граждане Российской Федерации имеют право на мирный протест, подают вовремя эти необходимые заявки, а власть их не утверждает.
— Во-первых, не заявки, а уведомления. Формально существует уведомительный порядок, фактически он, конечно, вырождается в разрешительный, и это очень плохо, и мы с этим боремся всеми силами. Мы неоднократно ставили вопрос о необходимости изменения этого закона, потому что в нем есть очень много противоречий и "дыр". Точно так же, как и в Кодексе об административных правонарушениях есть очень много нестыковок. Я могу довольно долго и подробно об этом говорить, потому что мы внимательно анализировали все эти проблемы.
И мы неоднократно ставили вопрос о необходимости изменений. И в нашем докладе, который мы делали в 2017 году, как раз об этом говорилось, посмотрите наши рекомендации. Единственное, что мы смогли сделать, – это мы смогли добиться постановления пленума Верховного суда о судебной практике по делам, связанным со свободой собраний.
— В Конституции закреплено право на собрания, вы сами говорите о том, что уведомительный характер не работает, а работает разрешительный, запрещая те самые собрания. Граждане знают, что у них такое право есть, оно закреплено в европейских институциях. Выходят для того, чтобы выразить свой мирный протест. А вы говорите, что вы не можете вступаться за тех, кто организовывает несанкционированные митинги.
— Правильно. Потому что можно же организовать санкционированные митинги. В частности, 3 августа мэрия Москвы согласовала митинг на проспекте Академика Сахарова, но организаторы сказали: нет, нас не устраивает проспект Академика Сахарова, мы хотим собраться на Лубянской площади. Я тогда сразу сказал, что мне лично, например, проспект Академика Сахарова гораздо ближе, чем Лубянская площадь.
Мне кажется, что здесь как раз правительство Москвы готово было пойти на компромисс, а организаторы решили пойти на обострение.
— Почему правительство не готово было пойти на то, чтобы провести акцию в центре Москвы, где хотели протестующие?
— Во-первых, проспект Академика Сахарова – это вполне в центре Москвы. А во-вторых, это место, я бы сказал так, намоленное. Там уже столько было протестных митингов за последние годы, что там есть такая аура этих публичных мероприятий. А что касается Лубянской площади, то это действительно место, которое крайне неудобно было бы использовать для публичного мероприятия, поскольку это застопорило бы вообще движение в центре города в пределах Садового кольца.
— Что, собственно, и произошло. Мало того, что застопорило, так еще и тысячи задержанных. 1400, если я не ошибаюсь, 27-го и больше 1000 – 3-го.
— У меня пока нет точных цифр за 3 августа, у меня есть точные цифры за 27 июля – 1441 человек.
— Такое массовое задержание – это тоже адекватная мера полиции?
— В каждом случае надо смотреть, в чем была причина задержания. Если человек участвовал в несанкционированном мероприятии, то это составляет административное правонарушение, и здесь может иметь место задержание.
— А если человек участвовал в акции, которая ему разрешена Конституцией?
— Секундочку, то, что разрешено Конституцией, надо делать в том порядке, который устанавливается законом. Именно тот закон, который дает механизм реализации того конституционного права, которое записано в основном законе. Это во всех цивилизованных странах так, убежден, что в Украине то же самое.
— Нет, в Украине совсем не так, там действительно работает уведомительный порядок.
— Но этот уведомительный порядок же не в Конституции установлен, а в законе, правильно?
— Как и в Российской Федерации. Но на практике не так. Хочу еще вот что уточнить. Мы говорили с Каляпиным, он говорит, что он как раз видит эти массовые необоснованные задержания и факты избиения, тут спорить не о чем, говорит он. Какой процент членов Совета разделяют такую мысль?
— Я могу сказать, сколько членов Совета участвовали в наблюдениях. Это человек, наверное, 10-12 примерно.
— Какая часть Совета, условно, стоит на той позиции, что силовики действовали незаконно, жестко, избивали, незаконно задерживали?
— Мы это обсуждали вчера. Но мы не стали даже голосовать по этому поводу, потому что мы же не можем точно сказать: силовики действовали законно, незаконно, обоснованно, необоснованно в каждом конкретном случае. Мы должны каждый конкретный случай изучит для этого. Иначе это было бы абсолютно поверхностно.
— Что будете делать после с этой полученной информацией?
— Обобщать всю эту информацию, анализировать ее, делать свои выводы, делать свои рекомендации, представлять президенту Российской Федерации на очередной встрече с ним.
— Действенный вообще этот орган – Совет по правам человека при президенте?
— Если посчитать, сколько мы сделали, наверное, некоторый коэффициент полезного действия у нас есть. Например, все амнистии, которые в последние годы прошли в России, они были сделаны по инициативе СПЧ. Многие законы, которые были остановлены, они были остановлены по инициативе СПЧ. Некоторые позитивные изменения в тех законах, которые нам не нравятся, тоже нам удалось добиться. И в правоприменительной практике то же самое.
Даже обращаясь к тому, о чем я говорил, что мы добились, что Верховный суд принял постановление о судебной практике по делам, связанным со свободой собраний. В этом постановлении даны очень четкие ориентиры для правоприменения. Насколько эти ориентиры были применены 27 июля и 3 августа, мы сейчас и сможем посмотреть.
Самое главное: наш главный лозунг, наш главный месседж, который мы посылаем и властям, и организаторам публичных мероприятий, – учитесь находить компромиссы, учитесь культуре демократии, учитесь пользоваться своими правами по закону. Тогда уровень противостояния сразу будет снижаться, а уровень цивилизованности будет повышаться. Вот в чем главная задача. Лучший способ борьбы с несогласованными массовыми мероприятиями – это согласование этих мероприятий.
— А на какой компромисс должен был пойти человек, который был на утренней пробежке, за 2-3 часа до начала этой акции, его задержали и поломали ногу?
— Я думаю, что ему не должны были ломать ногу. Я думаю, что человек пошел на пробежку, это его даже не конституционное право, это его естественное право.