В Беларуси существует форма наказания, известная как "домашняя химия". Она представляет собой вид домашнего ареста под постоянным надзором: человек живет дома, а не в колонии, продолжает работать, но у него могут вычитать часть ежемесячного заработка. При этом надзиратели могут прийти к нему в любое время с проверкой – домой или на работу.
Изначально "домашняя химия" была придумана для тех, кто осужден за нетяжкие преступления, как более щадящий вид наказания – для того, чтобы не лишать осужденного заработка и не рвать его социальные связи. Однако сегодня в Беларуси эта мера используется для подавления политического инакомыслия и постоянного контроля над гражданами и часто применяется по отношению к политическим заключенным и противникам режима Лукашенко.
Настоящее Время рассказывает истории двух женщин, Ирины Савашинской и Регины Лавор, которые пережили это наказание. Самым тяжелым в "домашней химии" они обе называют постоянные проверки и приезды с обысками силовиков, в том числе ночью, и ощущение того, что вместе с тобой наказание отбывает также вся твоя семья. Многие семьи после "химии" рушатся, потому что супруги оказываются не способны пережить постоянное давление и не могут не возлагать вину за происходящее на осужденного.
"Ощущение, что вся семья отбывает с тобой наказание"
Регина Лавор была осуждена на два года "домашней химии" и прожила под этим наказанием год и пять месяцев. Она бежала из Беларуси после серии провокаций со стороны силовиков и говорит, что каждый ее день на "химии" был полон страха и ужаса не только для нее, но и для ее семьи.
Силовики устраивали ей постоянные звонки и проверки: они начинались с семи вечера и продолжались до утра, не давая женщине ни минуты покоя. Ночью проверки могли происходить в три, четыре часа, что для всей семьи было особенно тяжело.
"Самое тяжелое – это психологически ощущение того, что отбывает с тобой наказание вся семья. Потому что всё время со мной живут люди, которым завтра надо идти на работу, – рассказывает Регина. – И при этом эти звонки, проверки бесконечные, пять-шесть раз в сутки... Приезжают просто разные сотрудники: департамент охраны, участковый милиционер, криминальный розыск, ОМОН... Такое ощущение что ты – один преступник, и у сотрудников милиции больше нет других никаких дел".
"У нас просто дома везде висели звонки. Два звонка висели у входной двери, и были звонки, которые можно было вставлять в розетку. Иногда я шла в ванну, туалет – я брала с собой этот звонок, чтобы его услышать, – рассказывает Регина о том, что она делала, чтобы не пропустить звонок надзирателей. – А когда переходила из комнаты в комнату, я также брала этот звонок с собой. Потому что невозможно объяснить потом сотруднику, что ты не услышал или там еще что-то".
"Когда я задавала вопрос, что будет, если я, например, в ванне или не успела одеться? Инспектор отвечал: "Ну, потом узнаете, что будет", – пересказывает она разговор.
"Если люди не знают времени проверки, ты всё время себя держишь в состоянии напряженности, – подчеркивает женщина. – Страх тебя всё время преследует, потому что когда ты просыпаешься с утра, у тебя уже лихорадочно работает мозг: "Какой сегодня день? Что тебе можно делать?" А потом ты начинаешь думать, что, может, они уже приезжали ночью и, может быть, уже составлен на тебя рапорт".
СМОТРИТЕ ТАКЖЕ: "Цель – запугивать даже за границей". Живущие за рубежом белорусы делятся, как силовики в соцсетях требуют, чтобы они вернулись домойОна подчеркивает, что инспектора выдумывали, что она нарушает режим, чтобы наложить на нее взыскание:
"Нарушения создавались просто-таки на пустом месте. Первый раз это было просто замечание, во второй раз это было дисциплинарное взыскание, и меня посадили на 10 суток в изолятор, – рассказывает Регина. – После третьего нарушения меня привезли в РОВД. Прокурор вынес официальное предупреждение о том, что если будет четвертое нарушение, то будет изменение режима наказания".
Регина говорит, что просто не выдержала этого напряжения и решила бежать – несмотря на все риски. Решение, по ее словам, далось ей нелегко.
"Мы все жили просто в таком шоковом состоянии всё время. При таком давлении, что вот-вот что-то случится, – делится Регина. – И я понимала, что дальше просто может быть новое уголовное дело, и поняла, что я не выдержу этот этап. И я приняла решение".
"Я не смогла попрощаться ни с детьми, ни с мамой. Я уехала с одним рюкзаком, в котором были носки, нижнее белье и моя любимая вышиванка, – рассказывает она. – Я думаю, что эти вещи со мной произошли просто потому, что я хотела жить по-другому. Если бы я жила как в баночке, тихо молчала... Но я не смогла бы так жить".
"Не объяснишь детям, что маме нельзя выходить из дома"
Ирина Савашинская была осуждена на два года "домашней химии" за участие в протестах 2020 года против режима Лукашенко. До суда она провела четыре месяца в заключении в СИЗО №1 города Гродно, где условия, по ее словам, были ужасающими. Ирина сравнивает камеру в этом СИЗО с купе в поезде, замечая, что она "лишь немного длиннее". Камеру не разрешали проветривать: в ней были антисанитарные условия и не было отопления.
"С тобой там обращаются максимально не по-человечески. То есть задача запугать, задавить, причинить боль, внушить страх… И ты не знаешь, что тебя ждет потом рядом с ними, – рассказывает Ирина о заключении в СИЗО. – И если в огромной толпе белорусов (как это было во время митингов – НВ) ты чувствуешь безопасность, то когда тебя увозят от дома – о безопасности нет речи. Там страшно".
После оглашения приговора, когда ее приговорили к "домашней химии", Ирина, по ее словам, не испытала облегчения. Дело в том, что еще до своего задержания она волонтёрила и помогала тем, кто был осужден. В том числе она общалась с людьми, которых осудили на "домашнюю химию", и знала ее особенности и сложности. Поэтому она понимала, что домашняя химия, которая многим со стороны покажется легким наказанием, для нее будет невыносимой – даже после всего, что она пережила в СИЗО.
Как и Регину, в первую очередь ее напрягали постоянные проверки, которые устраивают осужденным силовики, а также провокации, которые по отношению к ней инспектора тоже устраивали. Во-вторых, она понимала, что два года ее главным ощущением будет страх из-за возможного возвращения в тюрьму и из-за того, что в этом случае будет с ее детьми, – все это сделает ее жизнь невыносимой.
"Я всегда думала, что я какая-то не такая, как все остальные другие люди. Я не вписывалась в рамки системы, не могла работать на государственных работах, по долгу. Я знала, что не выдержу этого давления, этой постоянной тревоги и страха за себя и своих детей. Ведь нарисовать нарушения могли в любой момент и из-за этого изменить наказание, – объясняет женщина. – А для меня вариант возвращения в тюрьму был неприемлемым. А еще к "химии" прилагалась постановка детей на учет в СОП (социально опасное положение). Это означало, что при нарушении с моей стороны мои дети могли оказаться в детском доме".
"Сидеть, бояться, а потом еще потерять детей – такая перспектива меня не устраивала", – вспоминает Ирина.
Все худшие опасения Ирины отнсительно "химии" сбылись. Женщина расказывает о многочисленных проверках, которые ей устраивали ночью надзиратели, из-за которых ее семья не могла спать:
"Домашняя химия – не такая простая и не такая легкая мера наказания. Дома ты расслабляешься и можешь не дослышать [звонок инспектора], – объясняет она. – И конечно, это затрагивает твоих близких. Потому что, если ты не спишь ночью, они тоже не спят ночью. Если ты нервный – значит, и они вместе с тобой нервные. Понятно, детям хочется куда-то выйти, и ты не объяснишь им, что маме нельзя выходить из дома".
В итоге Ирина подала аппеляцию на приговор и, пока шло ее судебное рассмотрение, также покинула Беларусь.
"Жить на "химии" – это знать, что к тебе в холодильник могут залезть в любой момент"
Психолог Наталия Скибская считает, что "домашняя химия" является нелегким наказанием, и говорит, что понимает, почему люди после ее назначения принимают решение бежать из Беларуси. По ее словам, "домашняя химия" в белорусском варианте – это постоянный контроль и давление со стороны надзирателей, что приводит к сильным психологическим стрессам. Люди, попавшие под этот контроль, испытывают постоянное давление и страх, не могут вести нормальную жизнь и боятся за свою безопасность и безопасность своих близких.
"Это люди, которые носят тюрьму внутри себя. Они бегут именно из-за того, что не выдерживают этого давления и вот этого постоянного беспокойства. Эти люди должны быть готовы к тому, что к ним придут гости, которых они не ожидают, которых они не хотят, которых они не звали. То есть жить на домашней "химии" – это знать, что тебе в холодильник могут залезть в любой момент, – говорит Скибская. – В твою частную комнату или к твоим детям могут прийти с обыском и с какими-то вопросами. В любой момент. Это очень и очень сложно".
"Они и чувствуют отвращение к себе, и ощущают вину перед своей семьей, – подчеркивает Скибская. – И чувствуют также стыд перед теми политзаключенными, которые находятся в тюрьме или колонии. И они считают, что не имеют права обращаться за помощью. А она им тоже очень нужна".
"Люди говорят, например: "Я сяду в тюрьму и буду дальше бороться"… Но там борьбы нет. В условиях "домашней химии" или тюрьмы борьба невозможна, – объясняет свои чувства Ирина Савашинская. – Потому что каждую минуту ты вынужден думать о своей безопасности и о том, как выжить. Но ты можешь дальше бороться, только когда ты находишься в безопасности".
При этом после побега от режима Лукашенко многие осужденные на этот вид наказания сталкиваются с трудностями адаптации в новых странах. В первую очередь это связано с тем, что тех, кто был осужден на "домашнюю химию", но не сидел до приговора в СИЗО, часто не признают политзаключенными. А именно статус политзаключенного за границей помогает получать поддержку. При этом иногда иностранные правозащитники просто не понимают, что такое "домашняя химия" в белорусской версии и как власти ее используют против неугодных.
"Начинаются вопросы: "А сколько вы сидели до суда?" – пересказывает один из таких разговоров Регина Лавор. – Вы простите меня, но не сидела я до суда. Я была до суда "под залогом". Виновата я, что я не сидела?"
По словам Натальи Скибской, многие люди, которые отбыли "химию", часто не считают, что пережили репрессии, и стесняются обращаться за помощью – именно потому, что у них нет статуса политзаключенного.
"Они считают, что они не так сильно страдали, как те люди, что находились в тюрьме", – отмечает Наталья. Но думать так, по ее словам, большая ошибка.