За два дня до начала "прямой линии" Владимира Путина россияне уже прислали 1,7 миллиона вопросов, сообщали российские государственные агентства. Пресс-секретарь Путина Дмитрий Песков уточнил, что часть вопросов посвящена международной обстановке и "специальной военной операции" (так в России называют войну против Украины – НВ).
Поскольку в этом году "прямая линия" совмещена с пресс-конференцией российского президента, задать вопросы могли и журналисты. Татьяна Фельгенгауэр – одна из журналисток, которой удалось задать свой вопрос Путину на подобной пресс-конференции в 2017 году – от "Эха Москвы". Ее вопрос касался "верховенства права в РФ и двух разных правовых реальностей". Путин существование разных правовых реальностей в своем ответе опроверг.
О "неудобных вопросах" Путину – Татьяна Фельгенгауэр рассказала в эфире Настоящего Времени.
– Татьяна, вы спрашивали Путина о другой правовой реальности. А сейчас есть ощущение, что сама возможность задать ему такой вопрос – это другая реальность, которая уже в прошлом?
– Дело в том, что вопрос я ни с кем не согласовывала и мой главный редактор не знала, о чем я буду спрашивать Владимира Путина. В принципе журналист, который идет на эту пресс-конференцию, волен задать любой вопрос из головы. Главное – чтобы ему дали слово. Это, насколько я понимаю, уже прерогатива Дмитрия Пескова, который дает микрофон тем или иным журналистам: он их знает, у него есть этот список. И я думаю, что эта часть, конечно, у них согласована в плане того, кто получает микрофон. Но как тогда, так и сейчас, я считаю, что возможность получить этот микрофон и задать вопрос Владимиру Путину, – это не столько про конкретно вопрос. Мы прекрасно знаем, что Владимир Путин не отвечает на вопросы. Он и на мой вопрос не ответил. Он почти никогда ни на какие вопросы не отвечает.
Что важно в той ситуации, то важно и сейчас – это некое заявление, которое может прозвучать в прямом эфире. Это прямой эфир, никто это не вырежет прямо сейчас, рука с микрофоном, наверное, может дернуться, но ты все равно успеешь что-то сказать. И в этом плане озвучить какую-то проблему мне как журналисту кажется гораздо важнее, чем получить на нее внятный ответ, тем более мы знаем, что такого ответа никогда не последует.
Что будет в этом году – я не очень понимаю, потому что неясно, кому дадут слово. Мы прекрасно понимаем, что огромное количество медиа были признаны не только "иностранными агентами", но еще и "нежелательными организациями".
Эван Гершкович сидит в СИЗО "Лефортово", и в этом плане я не очень понимаю, кто будет задавать Путину вопросы
Отдельно стоит сказать про ситуацию с иностранными медиа, когда не то что закрываются корпункты или становится сильно меньше журналистов, но Эван Гершкович, я хочу напомнить, сидит в СИЗО "Лефортово". И в этом плане я не очень понимаю, какой будет подход к отбору журналистов и тех, кто будет задавать Владимиру Путину вопросы. Потому что одна история – это когда свои вопросы зададут "Шесть соток", "Московский комсомолец" и неизменный Александр Колесников из газеты "Коммерсант". Наверняка дадут возможность задать вопрос китайским журналистам, может быть, какому-то журналисту из Индии. Но, например, теперь я уже не очень уверена, дадут ли слово "Би-би-си". Потому что "Би-би-си" всегда получает микрофон, даже было так, что и русская служба "Би-би-си" – Фарида Рустамова задавала прекрасный вопрос про дочерей Путина. Вот это, пожалуй, не очень понятно.
Все остальное ясно. Какие бы вопросы журналисты ни задавали Владимиру Путину, он на них ответит так, как он хочет, то есть никак. И в этом плане, даже если вдруг какой-нибудь так называемый военкор получит микрофон и внезапно что-то с ним произойдет, и он решит пересказать весь тот массив информации, который происходит в так называемых "Z-каналах" у так называемых "Z-гнид" со всеми этими обвинениями Министерства обороны и откровенными сомнениями в адекватности Владимира Путина, я сомневаюсь, что там будет какой-то внятный ответ.
Даже если мы говорим про так называемых военкоров, то есть прокремлевские, которые не задают лишних вопросов, а есть более смелые, но я не уверена, что они будут на этой так называемой пресс-конференции.
– Песков отдельно говорил, что будут представители "недружественных стран", как называют в Кремле страны Запада. Какие могут быть представители?
– Это очень просто. У нас каждая вторая страна недружественная, поэтому это мало о чем говорит.
– Важно ли, что в этом году не было открытой аккредитации, а допустили только тех, кого Кремль позвал сам?
– Так-то они могут позвать кого угодно: и "Би-би-си", и CNN, и Deutsche Welle. Они могут позвать любого, кто представлен и аккредитован при российском МИДе как иностранное средство массовой информации. Ну, пригласят они. Дадут ли они микрофон? Дадут ли они задать вопрос? Даже если такой вопрос прозвучит и это будет какой-то актуальный острый и важный вопрос, скорее всего, ответ будет такой: "Нас обманули. Посмотрите на себя. А у вас вообще негров линчуют. Так это вы самые плохие люди на свете, а мы очень хорошие и попадем в рай". Именно такие ответы будут сегодня.
В целом мне это мероприятие не представляется каким-то суперзахватывающим – так называемые выборы уже объявили, так называемый президент уже выдвинулся, поэтому это использовать в качестве информационного повода будет, наверное, странно. Единственное, что, на мой взгляд, более или менее любопытно – это тема мобилизации: как это будет подано, как это обсудят? Будет ли это в той части, где пресс-конференция, и вопрос может быть сформулирован как-то более четко, остро и проблемно либо они отнесут эту тему к так называемой "прямой линии" и найдут специально обученную очень благодарную жену, у которой все хорошо, и она счастлива, что мужа мобилизовали и его до сих пор нет дома. Это, пожалуй, относится скорее к драматургии. Но это может быть любопытно.
– Если бы вас попросили одним словом охарактеризовать чувство, которое у вас вызывают действия, которые мы сегодня увидим, какое это слово?
– Брезгливость.
