"Полицейский сказал: "Ну и дала бы ему". Как в Чечне расследуют попытку изнасилования в пожарной части
27 мая 2019 года
Мария Климова
Монолог жительницы Чечни, которая заявила в полицию о попытке изнасилования на работе, пережила ночные допросы, чуть не стала обвиняемой по статье о ложном доносе и подверглась осуждению со стороны близких
В распоряжении редакции есть копии материалов проверки. Имена всех участников событий изменены по просьбе героини.
"Спорим, на тебе сейчас стринги"
— Я вышла замуж в 17 лет. Сейчас мне 37, я разведена. У меня четверо детей, которые живут со мной и со своим отцом, – остаются после школы там, где им удобнее, а старшая дочь уже замужем и живет отдельно. В прошлом году я устроилась диспетчером в пожарную часть Урус-Мартана. Из женщин там работали я и повар в столовой. Особенно с мужчинами контактировать не приходилось, я работала в кабинете начальника, но чаще была там одна, он почти не появлялся. Изредка туда заходили двое парней, что-то на компьютере распечатывали. "Привет-привет", "до свидания-до свидания".
Не считая выходных, я проработала в пожарной части всего пять дней. 26 июня я сидела за компьютером, когда мой начальник ни с того ни с сего сказал: "Спорим, что на тебе сейчас стринги". Я спросила, что это вообще за разговор. Он сказал: "Ставлю свои 50 тысяч рублей, что стринги сейчас на тебе". Я начала ему объяснять, что если мне нужны деньги, то я пойду их и заработаю, я именно за этим сюда и пришла. А если мне нужно быть проституткой чьей-то или подстилкой, то я могу и дома этим заниматься, не ходя на работу. На это он назвал меня "умной, образованной дурой".
Через два-три часа все уже постепенно расходились с работы, почти никого не осталось. Я собрала все свои вещи, когда начальник вернулся. Он спросил, зачем мне сумки, я ответила, что увольняюсь. Он усмехнулся: "Давай-давай, тебя тут никто не держит. Только закрой в кабинете окно, которое ты оставила открытым". Только я отвернулась, чтобы закрыть окно, как он захлопнул дверь в коридоре, а потом закрыл дверь в наш кабинет и встал напротив меня. Взял меня за плечи, прижал к стене и стал лезть целоваться.
Он держал меня за лицо, за челюсть. Я отталкивала его влево, мне было больно – у меня был нездоровый зуб, запломбированный. Он так крепко схватил, что зуб сломался. У меня появилась резкая боль во рту, я немного ослабела, и он меня толкнул на диванчик. Я села. Он сел на меня сверху, на колени, как ребенок, и стал приставать и целовать. Я просила его отпустить меня. Следователи потом спрашивали, сколько это продолжалось. А я не знаю, я что, засекала это время? Может, пять минут, может, вообще минуту. Главное, что для меня это вечность была.
В какой-то момент он мне говорит: "Давай сделаем это обоюдно, я ведь в любом случае это сделаю". Встал с меня и стал расстегивать ремень. Не помню, что случилось дальше: то ли я его оттолкнула, то ли закричала. Я не знаю, откуда у меня в руке появились ключи. Может быть, он мне отдал, может быть, я их сама взяла. Помню только, как я вышла за дверь пожарной части и шла по дороге.
Села в такси, которое стояло рядом с пожарной частью, и поехала к подруге. Она живет в том же городе, недалеко. Я ей все рассказала, она меня успокаивала, говорила: "Не кричи, брат увидит. Не плачь, а то расспросы будут".
В 18 часов она собиралась в город и отвезла меня до перекрестка. Оттуда я собиралась ехать домой. Cтояла на перекрестке, думала о своем. Начала плакать. В этот момент мне написал знакомый участковый. Он подъехал к остановке, я села в машину и стала рассказывать всю ситуацию. Он спросил: "А почему ты на него не заявишь?" Сказал: "Грош тебе цена, если все это оставишь так". Он меня подначил, и я решила его послушать.
Когда я зашла к врачу, я сказала, что была попытка изнасилования. Сотрудники больницы вызвали участковых, но мой друг сказал, что мне не надо их дожидаться: "Завтра сама сходишь в Следственный комитет". Поймал мне такси, и я поехала домой.
"Зачем ты вообще на работу пошла?"
— В 23:00 за мной пришел участковый из нашего села и мы поехали в ОВД. Меня стали расспрашивать что случилось, я рассказала. Позвали моего брата и под конвоем нас повезли в Урус-Мартан. Завели с черного входа, без отметки у дежурного. Брату говорят: "Она тут остается, а ты иди домой". Они его выставили за дверь, а меня оставили там.
До четырех утра брали у меня объяснения. Ни есть, ни спать, ни воды мне не давали. Всю ночь работал кондиционер, было холодно, а я сидела в тонком платье. Утром допрос начался заново. Мне говорят: он ничего тебе не сделал. Просили меня сказать, что я перепутала, что я не хотела подавать заявление на начальника, что случайно в больницу пошла.
Родственники моего начальника приезжали к нам домой и сначала говорили моим отцу и дяде: "Простите, мы виноваты". Потом, уже в полиции, начали говорить, что "эта девушка хотела нашего парня подставить". Вместе с полицейскими стали на меня давить, и я сказала, что теперь точно подам заявление на этого человека. На что у них прямо бунт случился. Мне кричали: "Он же ничего тебе не не сделал!" Они искали во мне изъян, напоминали, что я разведена, намекали на это постоянно. А один из полицейских вообще сказал: "Ну и дала бы ему".
На следственный эксперимент пустили всех, кроме моего брата. Пустили даже сотрудников пожарной части и родственников моего начальника, которые не должны были там находиться. В это время все кому не лень обзывали меня проституткой. "Мы таких, как ты, знаем, ходите и хороших людей подставляете". Прямо при следователях. А каждый раз, когда я хотела им ответить, меня следователь еще и порицал. Я спросила: "Эти оскорбления тоже входят в следственный эксперимент?" На это он промолчал.
Когда я прочитала характеристики в материалах дела, то узнала о себе много нового: оказалось, что у всех сотрудников пожарной части, даже тех, кого я не знала, было обо мне плохое мнение. У всех находилось что про меня сказать: то я вульгарно одеваюсь, то слишком много разговариваю и улыбаюсь – эту мою черту они приняли за кокетство.
Они допросили участкового Ислама. Через два-три дня после того, как началась вся эта история, он подослал ко мне одного парня, через которого передал: "Забери заявление обратно, они на меня давят". Я сказала, что забирать заявление не буду, но обещала, что никак его не потревожу. Но проходит время – и я узнаю, что этот участковый написал против меня такую объяснительную: что он общался со мной из-за того, что я якобы работаю на него информатором, то есть я – стукач. Сказал, что я в тот день выглядела нормально, про зуб ничего не говорила и что он не знал про инцидент с начальником. Сказал: "Она просто попросила отвезти ее в больницу и все". Это было самое обидное – его предательство.
Во всей этой ситуации меня поддержала только моя мама. Полиция на стороне родственников моего начальника, они полностью меня очернили. Мои родственники меня упрекают: "Зачем ты вообще на работу пошла, тебе что, куска хлеба и стакана воды не хватало?" Вот зачем на работу ходят? Чтобы не быть никому обузой.
В республике о таком обычно все молчат. Это я одна такая дура. Скоро пройдет год, как это случилось. За это время на меня вылили столько грязи... Знаете, я даже начала думать, что если бы он меня тогда изнасиловал, то я бы молчала.
"Сказал, чтобы надевала одежду поскромнее". Версия начальника
27 июля 2018 года, через месяц после описанных событий, следователь отказал в возбуждении уголовного дела в отношении заместителя начальника пожарной части Урус-Мартана.
В документе сообщается, что в его действиях нет состава преступления.
В отношении самой Луизы следователь провел проверку по подозрению в заведомо ложном доносе, но пришел к выводу, что она "заблуждалась" и "заявила о не вымышленных обстоятельствах, а в силу своей неосведомленности восприняла действия Э. как направленные на понуждение к действиям сексуального характера".
В документе также приводятся показания свидетелей, которые описывают поведение молодой женщины на рабочем месте.
Женщина-повар пожарной части: "Л. общительная, приветливая, более как-то охарактеризовать не может. Может дополнить только то, что она была не стеснительной, могла совершить омовение при мужчинах, поскольку весь коллектив ПСЧ состоит из них, а для нее это неприемлемо".
Первый пожарный: "Ему не нравилось, как одевалась Л., она могла себе позволить одеть обтягивающее платье, которое подчеркивало ее пышную фигуру, хотя она понимала, что находится в мужском коллективе и ее могут обсуждать".
Второй пожарный: "Может пояснить, что Л. вела себя нескромно, а именно могла делать омовение при мужчинах: взять кувшин с водой и при мужчине пойти в туалет, а это неприемлемо по правилам этикета".
В виновность своего коллеги и руководителя пожарные не верят, так как он "воспитанный человек, женатый и имеет пятерых детей".
Сам Эмин не отрицал ни диалога о стрингах, ни попыток целовать Луизу, но назвал это флиртом. Заместитель начальника пожарной части был уверен, что женщина не против, говорится в показаниях:
"Л. сидела на его рабочем месте и флиртовала с ним, а также соблазняла его своими действиями, которые выражались воздушными поцелуями, расстегивала верхнюю пуговицу, периодически прикасалась к нему, так как он сидел рядом с ней и помогал ей в ее работе. Он решил, что Л. будет не против, если он ее поцелует, и спросил у нее разрешение. На что Л. ему ничего не ответила, и он подвинулся к ней ближе и направил свое лицо к ее губам. Л. была не против, и они поцеловались в губы".
"Он сказал Л., чтобы она одевала одежду поскромнее, поскольку её вид его возбуждает, на что Л. сказала, что будет носить то, что ей нравится, и это не имеет отношения к работе. <...> Может пояснить, что никакой попытки насилия с его стороны в отношении Л. не было, все было по обоюдному согласию. Вступить в половую связь он Л. не предлагал, они только целовались и он трогал ее за бедра".
"В Чечне я работаю с подзащитной, подвергшейся попытке изнасилования на работе: здесь нам отказали в возбуждении дела о принуждении к действиям сексуального характера и побоях (статьи 133 и 116 УК) против ее бывшего начальника. Мы будем обжаловать и отказ, и действия следственных органов, которые не провели проверку по заявлению должным образом, а также почти двое суток держали женщину без еды и воды под включенным кондиционером. Моя заявительница до сих пор лечится от последствий переохлаждения.
Следственные органы часто тормозят нашу работу по делам о насилии: приходится ждать необходимые бумаги несколько месяцев кряду. В таких действиях мы усматриваем признаки злоупотребления и превышения должностными полномочиями.
Нам удавалось и удается добиться наказания для лиц, совершивших половые преступления, если, конечно, жертвы насилия готовы добиваться справедливости. Но иногда они не готовы обращаться в официальные органы из-за того, что далеко не всегда родственники встают на сторону женщины. В одном из дел именно брат стал защищать свою сестру, привел ее ко мне, и мы начали работать по делу. Если бы он не привел ее ко мне и поверил бы в то, что говорят полицейские и родственники преступника, то была бы совсем другая ситуация. Никто не узнал бы об инциденте, случившемся с женщиной, продолжая традицию замалчивания".