За неделю до парламентских выборов в Грузии певица Нино Катамадзе выступила на оппозиционном митинге на площади Свободы в Тбилиси. Журналист Настоящего Времени Алексей Александров встретился с Катамадзе, чтобы обсудить предстоящие выборы, грузинский "черный список" артистов, войну в Украине, будущее России.

– Вы выступили на оппозиционном митинге в центре Тбилиси. Почему и почему именно на оппозиционном?

– Важно, чтобы твой голос звучал достаточно громко для того, чтобы свободный выбор нашей жизни был самым важным на этом этапе. У нас буквально сейчас выборы, и ситуация в нашей стране очень сложная – столько веков уже эта страна борется, чтобы стать наконец-то на свободную дорогу, [ориентироваться] на европейские ценности.

– Вы считаете, что сейчас какой-то новый переломный момент?

– Если пересмотреть последние 20 лет истории моей родины, даже 35 лет, всегда была борьба не только за независимость, а за правильную независимость, независимость со своими правильными институтами. Очень важно было для моей родины вернуться в европейскую семью, ведь последние несколько веков образ жизни, культурная жизнь, ценности, характер народа моей родины были абсолютно европейскими.

Но за последние два года этот ракурс поменялся до такой степени, что только осталось слово "проевропейский". Остальное всё – абсолютно пророссийское, агрессивное.

И поэтому очень важно, что та дверь, которую нам открыли наши партнеры и друзья, на митингах показывает свое отношение к Евросоюзу. Очень важно с таким непростым политическими организациями, которые очень много тратят силы для того, чтобы мы поменяли ориентир.

– А кто это? Кто вот эти силы тратит на то, чтобы Грузию поменяла курс?

– Ну можно сказать, что это "Грузинская мечта". У них большинство в парламенте, они все, что хотят, то и делают, несмотря на сопротивление Европейского Союза или Европарламента. У них большинство и в Аджарии, и в Кахетии, они очень долго готовились, чтобы потом открылась их "настоящая мечта". Поэтому у них есть ресурсы финансовые, а народ после 2012 года стал беднее.

И во время такой ситуации всегда перед выборами у людей есть возможность что-то получать, хотя бы от своего государства. "Грузинская мечта" тратит очень много финансов именно в тех регионах, где людям очень сложно выжить. Их методы выиграть на выборах очень злые, грязные, и поэтому мне очень сложно об этих темах разговаривать.

– Вы видели, наверное, рекламу, которую обсуждали в Украине, рекламу, где с одной стороны грузинские города, с другой стороны – украинские? [Месяц назад в Грузии появились баннеры и предвыборный ролик партии "Грузинская мечта". В ролике использованы черно-белые кадры разрушенных и горящих зданий, инфраструктуры и городов Украины с надписями "Нет войне!" – напротив цветных изображений аналогичных новых и отремонтированных зданий в Грузии со слоганом "Выбери мир" – НВ].

– Это очень, очень низко. Мы же ездим в Украину. У нас 2 октября были в Одесском оперном театре концерты, 4-го – в Днепровском оперном театре. Естественно, мы общаемся, мы разговариваем. И, конечно, это больно. Больно, потому что там это война не по собственной воле. Люди в своих границах защищают себя от агрессоров и вдруг такое... Я не знаю, кто это мог сделать, за это надо отвечать просто.

– Здесь многие говорят сейчас, что "Грузинская мечта" ставит людей перед выбором – выбором войны или мира. Как вы думаете, как люди в больших городах или в маленьких селах этот месседж воспринимают?

Я думаю, что этот месседж работает, потому что это месседж о войне или о мирах. Это у них месседж в течение 12 лет, что благодаря им нет войны, но на самом деле мы же знаем, что это не так. У Украины никто не спросил, они хотели войну или нет. Они просто спали в своих домах. Поэтому этот месседж работает, естественно.

– "Грузинская мечта" у власти 12 лет. Что вообще изменилось и в какой момент это изменилось, когда вы поняли, что молчать больше нельзя, надо говорить?

– Каждый артист должен говорить громко. И я никогда не была сторонником никакой политической организации. Сегодня я обещаю, что и в будущем не буду. Вопросов, которые меня волнуют, на которые я не могу закрыть глаза, много. Я начала замечать их после того, как я перестала ездить в Россию, то есть после 2019 года. До этого у нас были концерты в России, у нас был доступ к залам. Но после 2019 года, когда я уже начала громко высказываться насчет моего отношения к войне, тогда уже стали появляться вопросы.

– Вы сказали в конце прошлого года, что вам не дают выступать. Как это выглядит?

– Во-первых, когда есть гала-концерты, новогодние концерты, когда у тебя есть возможность общаться с твоей публикой без каких-то финансовых затрат, ты должна написать заявление в Министерство культуры, а тебе говорят, что нет доступа к залам, потому там ремонт начинается, или занято, или еще что-то. Поэтому бывают такие сложности.

– А где они у вас здесь возникали? В каких городах?

– Они возникли и в Батуми. Вы должны понимать внутреннюю структуру концертной деятельности. Это когда тебе уже громко говорят, что кроме Нино все должны выступать, оно уже идет как цепочка, приватные концерты тоже исчезают, потому что люди, у которых есть бизнес, не хотят получить какие-то проблемы.

Но на самом деле, если честно, мне очень не хочется говорить о внутренних проблемах, мне очень неудобно, потому что мы такая маленькая страна и все друг друга знают. Мне хочется, чтобы моя страна выглядела с наилучшей стороны. Наши сограждане выступают на лучших сценах мира. Мне хочется об этом рассказывать – о лучших сторонах моей страны. Но иногда приходится быть очень резким.

– Это очень похоже на российские процессы.

– Не похоже, это прямо [такой же] процесс.

– В России уже давно людей убирали с телеканалов… Сейчас с вами так же происходит. То есть, условно, есть вот эти "новогодние огоньки", и вас туда просто не зовут.

– Нет, они зовут, когда кто-то не знает, что звать не надо. Когда мне говорят, что нам нужно, чтобы вы выступили на каких-то концертах, то я уже сама задаю вопросы: а вы перепроверяйте, чтобы у вас самих не было проблем, просто перепроверьте.

– Это какие-то черные списки?

– Это советский "черный список". Мне кажется, что это человеческий фактор.

– Буквально в прошлые выходные Mgzavrebi отказались выступать на открытии парка. Они сначала согласились там выступать, потом отказались от этого выступления, написали пост, что путь Грузии – это путь в Евросоюз. Вы как думаете, они сейчас тоже столкнутся с такими же проблемами, как вы?

– Сторона, которая организовывает для "Грузинской мечты" концерты или программы, у них есть свои каналы, государственные каналы, я отказываюсь даже там появляться.

– А зовут?

– Изначально они все звали, и я всегда отказывалась и прямым текстом говорила, почему я туда не приезжаю. Потому что невозможно говорить о каких-то сказках, не замечать те грани между бедным и богатым. И я это в открытую говорю. И после этого начинаются проблемы.

Ну вы представляете, ты живешь в своей стране огромной, и ты знаешь, что ты не соглашаешься с какими-то большими боссами, тебя лишают всего. Очень сложно сопротивляться. Нелегко сопротивляться. Я думаю, что иногда сложность – это хорошая перезагрузка.

– Вы были сейчас в Украине. И вы ездите туда все эти два года. Какой вы видите сейчас Украину, когда вы там оказываетесь? Как война меняет Украину?

– У нас был запланирован тур 2022-м году, были проданы все билеты. Но эти залы уже не существуют. Визуально это очень больно. Очень непросто. Потому что эта агрессия настолько вот здесь, каждую следующую секунду, ты ждешь только смерти, не бывает паузы, когда не звучат бомбы, взрывы или ты всё время с ощущением, что с тобой что-то случится. То есть ты каждую секунду проживаешь до конца, никто не знает, что будет дальше.

Я ездила везде. В детских домах, в гостиницах, в госпиталях, где бы я ни находилась, никогда не слышала, что за их мир должен бороться или воевать кто-то другой. И просто они идут до конца для того, чтобы выиграть эту войну, чтобы спастись в конце концов.

– Вы оказывались в украинских городах, когда туда прилетали российские ракеты?

– Конечно.

– Как это чувствуется?

– Во время концерта особенно это чувствуется, потому что ты поешь, общаешься, и вдруг включается сирена. И весь народ должен спускаться в подвал. Ты рассказываешь о любви, о надежде, но бомбы тебе не дают возможность говорить об этой любви и о жизни, о надежде.

Еще очень сложно, что ты понимаешь, что на этом концерте уже нет твоих друзей, которые раньше приходили, потому что их уже нет вживых. Естественно, Киев – это защищенный город, но все равно, когда баллистика падает, вибрация чувствуется. В Одессе она чувствовалась на море все время – ракеты, которые сбивали. Или в Днепре нам говорили не сидеть на балконе, потому что низко летают дроны. И ты понимаешь, что мир меняется, слова меняются в текстах, отношения меняются, люди другие.

И у тебя другой расклад жизни, другое время, и несмотря на все эти сложности эта страна работает, работают и клиники, и заводы, вся система работает для того, чтобы поддерживать жизни, продолжать жизни, потому что там настоящая борьба.

– Я не ожидал от вас услышать слово "баллистика".

– Да, баллистика. У меня всегда в телефоне есть аппликация, вот сейчас в данный момент сигнал "Аларм", сейчас нет в Киеве, но в других городах есть, откуда прилетает, что прилетает. И по скорости они понимают, могут убежать или не могут. Это настолько внутренняя готовность, это нереальный вызов жизни, просто быть готовым к войне. Мы же не знаем, что это такое. Хотя этот народ не спросили, хотят они воевать или нет, они включились до конца. И я верю, что эту войну выиграет Украина.

– Я, конечно, не могу вас не спросить про Россию. Вы там перестали выступать. И не планируете?

– Ну, во-первых, кому петь и о чем? О чем петь? Военного репертуара у меня нет, к счастью.

Во-вторых, это очень болезненная тема, потому что там очень много хороших людей, прекрасных людей. Очень сложные истории, за что людей задерживают, убивают, уничтожают. Они тоже не хотят войны. Страна, которая воюет "с братьями", как они говорили, и народ, который не хочет эту войну, котрого уничтожают, он исчезает просто.

Какой-то нереальный стал этот мир. И это очень больно. Потому что никто не может сказать, что вот, 140 миллионов и среди нет хороших людей. Так же не бывает. И мне очень больно. Потому что нам хочется, чтобы все были вокруг нас хорошими. Как-то сложно, знаете, стало. Представляете, настолько мне сложно отвечать на такие вопросы, а настолько сложно людям, которым приходится воевать.

– Вас зовут сейчас туда выступать или все уже просто знают, что это невозможно, что и вы не поедете, и, наверное, это опасно для вас? Какие-то предложения звучат?

– Какие-то предложения звучат, люди говорят, но чтобы с концертами или гастролировать – нет.

– Аудитория в России вас слушает, продолжает слушать?

– Может быть, не знаю. Ну, есть у меня друзья, которые приезжают за мной в другие страны и продолжают меня слушать.

– А что пишут вам ваши друзья из России?

– Ну, из России не пишут. Из России пишут те, которые уехали. То есть они уже не из России. Сложно. Эта тема очень сложна.

Россия убивает, Россия везде постреляла. Я с детства помню Афганистан. Но когда ты физически увидела, что такое могилы детей и молодых людей... И не только убивают. У нас есть друг, у него взорвали дом под Киевом. Он хотел забрать тела родителей, а тело мамы заминировали.

И когда ты физически видишь эти города, видишь эти дома, видишь эти залы… Мы говорим о реальной войне. Мы сейчас интервью делаем в мирной студии, мы откроем дверь – и там совершенно невозможно говорить ни о свободных словах, ни о своих высказываниях. То есть это не мирное время. Очень, очень сложное время.

СМОТРИТЕ ТАКЖЕ:

"Не надо ни на кого влиять, просто надо не красть и не убивать". Певица Нино Катамадзе о творчестве во время войны

– Вы ранее говорили, что вы уверены, что Грузия на пути в Евросоюз. Вы сейчас по-прежнему в этом уверены?

– Конечно. Потому что сейчас настолько открытая дорога и со стороны европейского народа, Европейского Союза, со стороны грузинского народа. Настолько очень ярко выражено стремление друг к другу. Если учитывать, что 50 лет назад я не могла дойти из моего дома до музыкальной школы самостоятельно, а сейчас я спокойно могу своего сына 16-летнего отправить одного за границу. Это огромный прогресс, и его невозможно остановить. Нам прямо нужно выбрать достойную свободную жизнь среди свободных людей, развиваться. Грузинский народ, моя родина готова выбрать правильный путь.

– Чего бы вы хотели: для Грузии, для Украины и для России?

– Я хотела бы победы Украине, Евросоюза для Грузии. И для России –свободный выбор. И без пропаганды. И все те интеллектуалы, которые уехали из Советского Союза, чтобы вернулись в свою страну и построили прекрасную страну.