Три года назад после президентских выборов в Беларуси, состоявшихся девятого августа 2020 года, начались массовые акции протеста из-за того, что официальным победителем выборов был объявлен Александр Лукашенко. Вскоре акции приобрели общенациональные масштабы, а ситуация в стране стала характеризоваться как политический кризис. По разным оценкам, только в Минске на улицы вышли от 300 до 500 тысяч человек (по версии МВД РБ, до 20 тысяч человек).
Почему протесты не привели к смене власти в Беларуси – рассказал руководитель Народного антикризисного управления, заместитель руководителя Объединенного переходного кабинета Беларуси Павел Латушко.
– До полумиллиона человек было на улицах Минска в середине августа 2020 года. Почему эти самые масштабные за всю историю протесты в Беларуси не привели к смене власти?
– Я думаю, что не было реального плана действий: каким образом можно было бы добиться перехода власти в стране. В тот момент, когда мы все были наблюдателями этих процессов, я помню, постоянно звучала мысль, что есть план "Б". И этот план "Б" даже в случае, если произойдет задержание тех лидеров, которые вышли в качестве кандидатов в президенты, сработает. Но по итогу я до сих пор не нашел ответа на вопрос, был ли этот план "Б".
Хотя, конечно же, мы понимаем, что главная проблема была в том, что мы боролись против эшелонированной, выстроенной десятилетиями репрессивной и тоталитарной системы, которая управляла нашей страной. Очень тяжело было в тот момент победить систему силового аппарата, эшелонированную оборону, которая существовала в Беларуси. Конечно, вряд ли стоило рассчитывать на то, что Лукашенко готов передать власть, как часто это происходило при подобного рода массовых выходах людей в других государствах.
Не перешел государственный аппарат в том количестве чиновников, которое было необходимо для изменения ситуации. Я вспоминаю, тогда все кричали: "Макей, выходи!" – это уже покойный ныне министр иностранных дел. На тот момент была надежда. Не было массового перехода посольств за границей, что также могло быть абсолютно реальным. Дипломаты засели в кустах и побоялись. Буквально было пять-шесть послов, которые приняли это решение. И главное – силовой аппарат не пошатнулся. Да, некоторые из них сидели, закрывшись в кабинетах. Но все-таки он начал действовать и выполнять репрессивные приказы машины, которую создал Лукашенко.
– Вы сказали, что не было плана "Б". Вы имеете в виду, что у белорусской оппозиции не было плана "Б"?
– Да, на тот момент, наверное, понимая, что белорусские политические партии, существовавшие на тот момент, имели достаточно долгую историю, но они находились под ужаснейшим прессингом системы, которая была выстроена на протяжении десятилетий. И рассчитывать на то, что политические партии на тот момент могли бы взять эстафету, встать у руля, быть лидерами каких-то процессов, направленных на то, чтобы изменить ситуацию, не приходилось. Действительно, они были уже под огромной массированной волной репрессий за последние 10 лет.
Новая же волна оппозиции, которая начала бороться за власть перед выборами, наверное, еще не успела выстроить эту систему на случай, если бы сценарий развивался таким образом, как он развивался в последующем, когда Лукашенко удалось мобилизовать всю государственную систему на подавление протестов.
Можно сказать, что не хватило буквально чуть-чуть. Я вспоминаю, когда мы шли в массовом митинге по улице Минска, колонна должна была повернуть направо к Дому правительства или налево к белорусскому телевидению. И в тот момент я думал: какая это колоссальная ошибка, если колонна повернет к Дому правительства. Как бывший министр, я знал, что в Доме правительства просто эшелонированная система обороны: там все коридоры были заполнены спецназом. Надо было идти на телевидение и брать под контроль средства массовой информации, останавливать всю страну.
Я вспоминаю также один из митингов, когда мы шли во главе колонны вместе с Дылевским, Колесниковой, Ковальковой. И в этот момент часть демонстрации шла в направлении дворца Лукашенко. Там стоял жиденький кордон милиции. А другая часть пошла налево. И в этот момент именно эта часть колонны, которая хотела прорвать этот жиденький кордон в сторону дворца, была фактически остановлена в том числе Марией Колесниковой и Ольгой Ковальковой. Я тогда считал, что это ошибка. Да, я могу сказать, что это была моя ошибка, что я не остановил их. Но в тот момент я думал: "Нельзя останавливать людей. Пускай они идут в направлении дворца".
Я ни в коем случае не хочу здесь никого критиковать, потому что сегодня Мария Колесникова – это наш герой и Максим Знак – наш герой. И многие политические заключенные – это люди, которые пошли на риск. Все мы совершали ошибки, в том числе и я.
– Вы упомянули Марию Колесникову и Максима Знака. На эту тему тоже есть вопрос. Мы этот вопрос задавали экспертам, например, про Алексея Навального: он вернулся в Россию, где его сразу же посадили. Мария Колесникова вообще разорвала свой паспорт, когда ее пытались вывезти в Украину. Как вы думаете, это было правильное решение с ее стороны? Была бы Мария Колесникова полезнее сейчас на свободе, пусть и в эмиграции?
– Я вспоминаю встречу с министром иностранных дел Чехии в Праге в первых числах сентября, когда фактически мне удалось выехать благодаря именно поддержке посла Польши. Тогда настаивали на том, чтобы я выехал. Если бы этого не произошло, я бы сегодня сидел в тюрьме. Был бы я жив – я не знаю. Я смотрел за спину министра иностранных дел в окно и видел большую площадь в Праге. И в этот момент мне пришла мысль, что Мария Колесникова, с которой я познакомился в те дни, сидит в тюрьме. Имею ли я право сдаться? Имею ли я право отказаться от борьбы? Потому что она сидит в тюрьме, как и многие сегодня сидят в тюрьме. И тогда мне подумалось: нет. Сделала ли она правильный поступок? Конечно, она сделала героический поступок. Она рассчитывала на тот момент, я думаю, что часть белорусов выйдет ее защищать и сможет ее освободить. Так же, наверное, рассчитывал и Навальный, если сравнивать. Этого, к сожалению, не произошло.
Конечно, когда лидер оппозиции находится в тюрьме, это ослабляет оппозицию. С другой стороны, это накладывает ответственность на нас – на меня, Павла Латушко, на многих других – бороться за то, чтобы они вышли на свободу. Но, конечно, эффективность любого лидера выше тогда, когда он имеет возможность бороться. Такой человек с характером, как Мария Колесникова, с ее улыбкой, силой, волей, конечно, она была бы сегодня более полезна на свободе. Но она сделала героический поступок, и надо просто с огромным уважением относиться к этому человеку.
– Вы верите в падение режима Лукашенко в некой обозримой перспективе?
– Безусловно. Я в этом убежден. У меня нет здесь сомнений, я абсолютно верю в это, потому что сила добра, которая объединяет нас всех сегодня, значительно превышает эту силу зла, как бы философски это ни звучало.
Идет война. Война – это ужасно. Но война открывает возможности. И эти возможности нужно быть готовыми использовать. И тогда уже план "Б" действительно должен быть.
