Петрозаводский городской суд 27 февраля возобновляет слушания по делу главы карельского отделения "Мемориала" Юрия Дмитриева. Его обвиняют в изготовлении детской порнографии и в совершении насильственных действий сексуального характера. Потерпевшая – несовершеннолетняя приемная дочь Дмитриева, сейчас ей 13 лет (во время первого суда по этому делу ей было 11).
Историка уже судили за сексуальное преступление, и суд снял с него это обвинение. Однако летом 2018 года дело начали рассматривать заново, добавив более тяжкую статью. Якобы после повторной психологической экспертизы девочка дала новые показания.
Адвокат Дмитриева Виктор Ануфриев рассказал Настоящему Времени, что в суде сейчас представляет доказательства прокуратура: обвинители допросят родную взрослую дочь Дмитриева, сотрудников органов опеки и врача. Вопрос о том, будет ли выступать в суде несовершеннолетняя потерпевшая, еще не решен. Защита не исключает, что будет добиваться ее допроса: адвокат считает, что девочка могла дать показания под давлением.
Не оценивая содержание и достоверность этих показаний, рассказываем, как по уголовным делам о насилии допрашивают детей, могут ли их показания быть единственным доказательством и какую роль играет психолог при таких допросах.
Что говорит закон
Согласно российскому законодательству, допрашивать по уголовным делам в качестве потерпевшего или свидетеля можно ребенка любого возраста – но при таком допросе обязательно должен присутствовать педагог или психолог. Если ребенку нет семи лет, его можно допрашивать не дольше получаса подряд, а весь допрос должен длиться не больше часа. Для детей от семи до четырнадцати лет предельная продолжительность допроса – два часа, но не подряд, а с перерывом (максимальная продолжительность одной "сессии" – час).
Если речь идет о сексуальном насилии, то присутствие профессионального психолога на допросе обязательно. При этом задавать вопросы ребенку следователь должен в присутствии законного представителя – то есть одного из родителей или опекуна. Если ребенок пострадал от насилия в семье и находится в детском доме, его законным представителем является руководитель детского дома или сотрудник органов опеки.
С 2013 года, согласно УПК, допросы с участием детей обязательно должны быть записаны на видео, но только с согласия самого ребенка и его представителя. Никаких специальных требований к тому, кто из сотрудников полиции или следователей ведет допрос ребенка, закон не предъявляет.
Что говорит психолог
"В силу своего возраста, особенно если речь идет о ребенке младше 12 лет, он не может и не должен до конца понимать, что такое следственные действия, поэтому участие специалиста-психолога, а иногда и педагога очень важно. Специалист понимает возрастные особенности ребенка: что он понимает, что знает о себе и об окружающем мире, что может оценить, а чего не может", – говорит психолог, который занимается сопровождением детей, пострадавших от насилия. Беседовать с журналистом специалист согласился только на условиях анонимности.
Эксперты, ссылаясь на научные исследования проблемы и международный опыт, говорят, что очень важно допросить ребенка как можно раньше после случившегося и, по возможности, не повторять этот травматичный опыт. Психологи и организации по защите прав детей лоббируют обязательную видеозапись первого допроса, чтобы это позволило не допрашивать детей повторно и не вызывать их в суд. Но на практике и по закону детей могут допросить повторно, а также, пусть и в специально созданных условиях: на закрытом судебном заседании, без присутствия обвиняемого, по видеозаписи или в отдельном кабинете с судьей и психологом – но все-таки допрашивают ребенка еще и в суде.
"Сам по себе этот допрос – повторная травматизация ребенка. Психолог обязательно должен следить за его состоянием и требовать, чтобы допрос прервали, если ребенок устал или находится в состоянии сильного стресса. После того, как процедура закончилась, нужно обязательно пообщаться с ребенком, применить методики, которые помогут оценить степень травматичности этого опыта, и дать рекомендации законному представителю по поводу дальнейшей терапии", – говорит психолог.
Что говорит практика
"На практике психолог может просто сидеть где-то в углу и молчать весь допрос, а следователь разговаривает с ребенком без всякой специальной подготовки, как со взрослым, и задает шести-семилетнему ребенку в лоб вопросы вроде: "Прикасался ли такой-то к вашим половым органам?" – рассказывает адвокат Антон Жаров, специализирующийся на семейном праве и защите прав детей. – И после таких допросов мы получаем протоколы, как будто не с дошкольником человек говорил, а с виртуальным помощником, типа "Сири" или "Алисы": "Трогал ли вас обвиняемый за половые органы?" – "Да, конечно".
Главное, подчеркивает Жаров, что должны помнить участники следствия, допрашивая детей: ребенок не отвечает за свои слова по закону (то есть не может быть наказан за дачу ложных показаний) и его слова всегда интерпретируются – мы не можем буквально и со стопроцентной точностью утверждать, что имеет в виду ребенок: "Типичная ситуация: у ребенка есть настоящий папа и новый муж мамы, допустим, "папа Коля". И вот когда отвечая на вопросы, он говорит "папа", мы всегда должны задавать себе вопрос, ему вопросы, чтобы выяснить, кто имеется в виду".
В условиях, когда главное доказательство по делу – показания ребенка, обвиняемому созданы очень сложные условия для защиты, говорит адвокат: "Конечно, должно быть еще что-то, не только показания ребенка или тем более мамы или другого родственника. И как минимум эти показания должны быть записаны на видео: так мы видим невербальные реакции ребенка, можем заметить заученные фразы, переносы понятий. У ребенка еще не устоялись некоторые значения слов, и обычно видно, если он повторяет за кем-то. Это не значит, что мы заведомо не доверяем словам ребенка – но маленький человек, невзрослый, еще не может оценить все происходящее и может искать чьего-то одобрения или искренне уже верить в то, что ему значимые взрослые сказали о каких-то событиях, и повторять их интерпретацию".
Как правило, после такого допроса ребенка отправляют на психолого-психиатрическую экспертизу, участники которой должны, в частности, определить, нет ли у ребенка "признаков повышенной внушаемости и повышенной склонности к фантазированию". "Но это, что называется, "крупные мазки" – что за два-четыре часа можно понять о ребенке, о его семейной ситуации, не пронаблюдав его в динамике? Только совсем крайние, яркие проявления какого-то фантазирования или наученности мы увидим, но более сложные случаи – нет", – полагает адвокат.
Проблема достоверности детских показаний и ведения допроса ребенка – проблема не только для российских правоохранительных органов, подчеркивает Жаров: "Во всем мире ищут баланс между правом ребенка на защиту и безопасность и правом взрослого обвиняемого на защиту, презумпцией невиновности. Пока находят его в обязательной видеозаписи, снижении стресса от процесса допросов и повышении качества подготовки специалистов".
Так, в Бельгии по делам о сексуальном насилии в отношении детей работают только специально подготовленные следователи и дознаватели: они проходят курс по детской психологии и обязательную супервизию три раза в год. В Германии и Франции ребенку назначается независимый детский адвокат, который отстаивает интересы несовершеннолетнего независимо от интересов его законного представителя или государства. В Италии ребенка, пострадавшего от сексуального насилия, допрашивают с видеозаписью один раз и не вызывают в суд.
КОММЕНТАРИИ