До конца ноября 2016 года четвертый энергоблок ЧАЭС, который был разрушен во время аварии на Чернобыльской АЭС 30 лет назад, накроют «Новым безопасным конфайнментом» (НБК). НБК - огромное защитное сооружение, спроектированное и построенное французским концерном Novarka. Арка конфайнмента имеет высоту 109 м, ширину - более 257 метров. Она строилась на средства 28 государств-доноров и обошлась примерно в 1,5 миллиарда евро. Это крупнейшее наземное подвижное сооружение в мире: на постоянное место над старым «саркофагом» конфайнмент будут передвигать с помощью системы мощных домкратов.
Накануне операции по надвижению конфайнмента журналисты украинской службы Радио Свобода смогли побывать в части помещений четвертого энергоблока - тех немногих, которые остались доступными после аварии. В некоторых помещениях они были первыми журналистами за последние четверть века.
В начале ноября завершилось строительство Нового безопасного конфайнмента (НБК), который должен накрыть старый саркофаг (известный как объект «Укрытие») четвертого энергоблока ЧАЭС, разрушенного во время ядерной катастрофы 26 апреля 1986 года. Надвижение началось 14 ноября и продлится несколько дней, сообщил заместитель генерального директора госпредприятия «Чернобыльская АЭС» по кадрам и режиму Евгений Катунин.
До того, как арка нового укрытия окажется над саркофагом, представителей медиа под нее не будут пускать, чтобы они не мешали проверке всех систем и передвижению "крыши". Но для журналистов украинской службы Радио Свобода на Чернобыльской АЭС сделали исключение.
Евгений Катунин показал съемочной группе механизмы, передвигающие арку НБК на ее постоянное место.
«Перед нами система из 56 домкратов, которая будет работать следующим образом: передняя часть домкрата будет тянуть опору на себя, а задняя - толкать ее. Таким способом мы будем перемещать опоры арки по системе специальных направляющих, которые имеют тефлоновое покрытие, смазанное графитовой смазкой. Таким образом мы за несколько дней должны "надвинуть" НБК на четвертый энергоблок. Нам нужно трое-четверо суток для того, чтобы переместить НБК на свое штатное место. Но нужен определенный запас времени, чтобы совершить все операции в штатном режиме. Мы не будем форсировать события, ‒ уверяет заместитель директора Чернобыльской АЭС. ‒ Потому что в первую очередь для нас важна безопасность персонала и всего сооружения».
Домкраты, которые будут передвигать НБК, уже прошли проверку при монтаже арки. Первую ее половину передвигали по строительной площадке именно с помощью домкратов, когда потребовалось освободить место для монтажа второй половины. А затем с их же помощью конструкцию двигали назад.
Новый безопасный конфайнмент считается самой крупной подвижной наземной постройкой на планете.
По словам Евгения Катунина, первая задача, которая будет стоять перед Чернобыльской АЭС после того, как новый безопасный конфайнмент будет установлен ‒ демонтаж неустойчивых конструкций объекта «Укрытие» над Четвертым энергоблоком. В частности - его временной кровли. Представитель ЧАЭС уточнил, что НБК полностью защитит окружающую среду от возможных выбросов радиоактивной пыли в атмосферу во время демонтажа конструкций «Укрытия», или в случае, если часть старых конструкций вдруг обвалится. Кроме того, конфайнмент сделает невозможным попадание в разрушенный реактор атмосферных осадков.
Арку должны "надвинуть" на саркофаг Четвертого энергоблока ЧАЭС до 29 ноября этого года.
Вместе с разрушенным реакторным залом под конфайнментом окажутся и другие помещения Четвертого энергоблока. Среди них ‒ блочный щит управления Четвертого энергоблока (БЩУ-4), из которого руководили реактором в ночь аварии. А также поврежденная взрывом и радиоактивными обломками, но не разрушенная полностью часть машинного зала, которая граничит с помещениями реактора. Журналистов и большинство официальных делегаций сюда не пускают из-за высоких уровней радиации. Но съемочная группа Радио Свобода смогла побывать в некоторых помещениях четвертого энергоблока до того, как на них будет надвинут новый конфайнмент.
Мы с Евгением Катуниным и работниками, сопровождающими съемочную группу, идем по коридору через всю станцию до четвертого энергоблока. Его после аварии обшили желтыми алюминиевыми панелями, и после этого помещение стали называть «золотой коридор». Он ведет к большинству объектов, которые нас интересуют.
Перед входом в уцелевшие помещения четвертого энергоблока, группа раздевается до белья и получает спецодежду. Кроме белья и робы ‒ обязательны шапка, каска, перчатки, бахилы, респиратор и обувь. Все белого цвета, чтобы было видно загрязнения: пыль может содержать радиоактивные частицы. Маски подгоняют, чтобы не оставалось ни щелочки. Наибольший вред здоровью человека наносят радиоактивные частицы, которые попадают в легкие или желудок и остаются в организме, объясняют работники станции.
У каждого с собой есть дозиметр-накопитель. Но перед входом в опасные зоны к нему добавляют еще один, с монитором и звуковым сигналом: он сработает, если доза радиации будет приближаться к опасной.
Перед входом в саркофаг и в машинный зал ‒ повторное переодевание и усиленные средства защиты от радиации. До и после каждого опасного помещения ‒ комплексный дозиметрический контроль, так называемый «счетчик излучения человека». Проверка на нем происходит дольше, чем на обычном дозиметре, которых много на станции.
«Вы чистый», ‒ улыбается специалистка дозиметрического контроля после финальной проверки. Мы увидели все, что планировали. За окном уже темно.
25 апреля 1986 года на блочном щите управления четвертым энергоблоком (БЩУ-4) заступила на дежурство смена, которая должна была выполнить плановую остановку реактора, а во время нее провести ряд испытаний. Во время этих испытаний, в ночь на 26 апреля, началось неконтролируемое увеличение мощности реактора и прогремели два взрыва ‒ как предполагают исследователи катастрофы, из-за недостатков конструкции стержней его аварийной защиты и отсутствия в советской ядерной отрасли достаточных знаний о таких рисках.
Смена 25-26 апреля, которая работала в БЩУ-4, пыталась остановить неконтролируемый разгон реактора, а затем вместе с пожарными погасила пожар и минимизировала последствия катастрофы. БЩУ отделяли от реактора бетонные стены высокой прочности, поэтому он не пострадал от взрыва. Однако после аварии уровень радиации здесь многократно превысил норму. Работники щита управления реактором остались на рабочих местах и заплатили за это своим здоровьем, а то и жизнью. Заместитель генерального директора Чернобыльской АЭС по кадрам и режиму Евгений Катунин провел журналистов на БЩУ-4, куда представителей СМИ пускают крайне редко.
«На табло оператор мог увидеть какие-то отклонения: или поле энерговыделения, или расход воды. Мог проводить определенные манипуляции, после чего по датчикам посмотреть, привел ли параметры в соответствие с требованиями, или нет», ‒ объясняет представитель ЧАЭС.
По словам Евгения Катунина, на многочисленных табло и световых панелях работники видели состояние реактора, а кнопками могли включать насосы, передвигать управляющие стержни, которые меняли мощность реактора. Отдельно ‒ кнопка аварийной остановки пятого уровня, так называемая АЗ-5. Когда во время эксперимента старший инженер управления реактором нажал ее, вместо остановки мощность реактора возросла и раздался взрыв, который разрушил реактор.
Часть машинного зала ЧАЭС, которая обслуживала Четвертый энергоблок: здесь находятся седьмая и восьмая паровые турбины, которые генерировали ток с реактора. В момент взрыва 26 апреля 1986 года это помещение было частично разрушено из-за падения радиоактивных обломков, которые пробили крышу машзала. Взрывная волна повредила также опоры стен. На крыше машзала начался пожар. Руководитель смены турбинного зала Александр Лелеченко лично пошел в машинный зал: именно его действия не дали радиоактивному пожару распространиться дальше. Александр получил очень высокие дозы радиации, от которых скончался 7 мая, рассказывает тогдашний старший инженер управления четвертым энергоблоком Алексей Бреус. Он был свидетелем событий: его смена началась 26 апреля вскоре после аварии.
«В турбинах четвертого энергоблока в первые часы после аварии оставалось около ста тонн масла, которое могло загореться. А рядом в генераторах ‒ водород, который мог взорваться. Удалить водород, слить масло можно было только вручную. Александр Лелеченко, хотя и мог послать туда своих подчиненных, пошел сам. Провел эти очень длительные операции и получил большое облучение, из-за которого вскоре умер», ‒ вспоминает Бреус.
В первые недели после аварии погибли 20 работников ЧАЭС, которые ликвидировали последствия взрыва в ту ночь.
На помещение машинного зала взрывом бросило куски графитовой кладки и другие радиоактивные обломки из разрушенного реактора. Они пробили крышу и повредили стену. Сейчас эта часть входит в объект «Укрытие»: поврежденную стену подпирают металлические конструкции, а сверху над турбинами четвертого энергоблока ‒ временная крыша «саркофага». Наша съемочная группа попала внутрь через 30 с половиной лет после аварии. По словам Евгения Катунина, мы первые журналисты, которые смогли увидеть и снять это место на фото и видео с момента Независимости. Вместе с нами зашли специалисты ЧАЭС с дозиметром, рассчитанным на высокие поля радиации.
Седьмую и восьмую турбины от другой, чистой и целой части машзала, отделяет массивная защитная бетонная стена «саркофага». Подходим к стене, переступая через осколки. В ней ‒ дверной проем, в темноте видны очертания турбин.
«Можно идти сюда, но идти придется через очень высокий фон», ‒ говорит дозиметрист. Евгений Катунин просит провести нас через другой, радиационно безопасный вход. В небольшое пространство между дверью и заклинившей дверью, буквально вжимаемся внутрь.
Турбины, трубопроводы, датчики давления и даже подъемный кран практически целые, но покрыты ржавчиной. На видео можно увидеть белые вспышки и синеватое свечение пола ‒ так техника реагирует на мощное радиационное излучение. Поток нейтронов создает эффект старого архивного видео. Радиационный фон на тот момент был от 2840 до 6560 микрозивертов в час (до полрентгена в час), то есть примерно в 25-60 тысяч раз больше, чем средние уровни в Киеве. В той части помещения, где находится седьмая турбина, фон еще выше, но это место журналисты снимали на расстоянии. После того, как НБК будет надвинут на объект «Укрытие», поврежденная часть машзала окажется под аркой конфайнмента: она будет скрыта от людских глаз и не будет представлять угрозы для окружающей среды.
«Мы уже набрали половину допустимой суточной дозы для работника ЧАЭС, выходим!» ‒ обрывает нашу съемку дозиметрист. Мы по очереди ныряем в отверстие на улицу.
Бывшие работники ЧАЭС Александр Купный и Сергей Кошелев в 90-х годах несколько раз обходили помещение саркофага вдоль и поперек и смогли снять свои экспедиции на видео и фото. Александр Купный, бывший дозиметрист ЧАЭС, рассказал, что видел внутри разрушенного реакторного зала, и позволил использовать свой фото- и видеоматериал в этом сюжете.
«Мы заходили в реакторный зал четвертого энергоблока семь или восемь раз. Находились там каждый раз от 10 до 15 минут, больше ‒ риск слишком велик. Накопительные дозиметры ставили на два режима, чтобы они срабатывали на уровнях 10 и 50 рентген. А еще высокие уровни радиации сопровождались запахом озона. Если «запахло весной», как после грозы, ‒ надо бежать! Важно знать порядок доз, которые мы получали. Ни разу мы не ходили по поручению начальства. Тогдашнее руководство электростанции смотрело на наши походы сквозь пальцы, поскольку пользовалось отснятыми фото для буклетов, пользовалось даже видеоматериалами. Мы были мысленно благодарны за то, что благодаря этому нас не наказывают за самодеятельность», ‒ объясняет Купный.
Он рассказал и о том, как меняется ситуация внутри.
«За прошедшие несколько лет ситуация внутри саркофага меняется незначительно. Становится суше. И больше пыли. Ранее много где вода стояла. А сейчас сухие ржавые металлоконструкции крошатся под рукой. Меняются топливосодержащие массы. Сначала «слоновая нога» (застывший поток смеси расплавленного металла, камня, графита и ядерного топлива ‒ ред.) была настолько твердой, что от нее откалывали образцы для анализов, стреляя в них из огнестрельного оружия: об этом мне рассказывали старшие работники станции. А сейчас топливосодержащие материалы стали хрупкими», ‒ рассказывает очевидец.
Фильм экс-сотрудника ЧАЭС Купного, который лазил в изуродованный блок
В реакторный зал четвертого энергоблока, заваленный ржавым металлом, обломками бетона и ядерного топлива (ТВЭЛов), персонал станции сейчас не ходит. Но это уже и не нужно: на ЧАЭС видят положение дел внутри разрушенного взрывом энергоблока 24 часа в сутки. Датчики, установленные в разных точках четвертого энергоблока, передают информацию в интегрированную автоматизированную систему контроля за ситуацией в объекте «Укрытие» (ИАСК). Игорь, инженер системы контроля, рассказал, что датчики спустили на тросах сверху или продвинули к реакторному залу снизу через специальные скважины: работникам для этого подходить к реактору не пришлось. Сейчас на мониторе можно увидеть уровень излучения в остатках ядерного реактора, в подреакторных помещениях, куда стекали расплавленные топливосодержащие массы, и в других точках «саркофага».
«Радиационный фон у реактора превышает 4 зиверт (400 рентген в час), то есть он остается опасным для жизни человека. В местах, куда стекал расплавленный металл, смешанный с радиоактивным топливом, в том числе на так называемой «слоновой ноге», радиоактивность превышает 1500-1800 рентген (в час ‒ ред.), свидетельствуют данные ИАСК», ‒ показал Игорь журналистам текущие показатели изнутри саркофага.
В целом, по словам Игоря, уровни радиации в реакторе с годами уменьшаются. Однако после сильных дождей, когда через щели в крыше в помещение попадала вода, поток нейтронов несколько возрастал: вода ускоряет реакции в ядерном топливе и топливосодержащих массах, объясняют специалисты ЧАЭС.
Чтобы мы имели лучшее представление о том, каким был реакторный зал четвертого энергоблока внутри, Евгений Катунин повел нас к первому энергоблоку, очень похожему на разрушенный четвертый.
Под прямоугольными блоками биологической защиты, по которым можно ходить, ‒ технологические каналы реактора, в которые вставлялись топливные сборки и каналы системы защиты ‒ для управляющих стержней. Сейчас ядерного топлива в реакторном зале не осталось. Массивная загрузочная машина висит над головой. В четвертом энергоблоке все это оборудование было разрушено, многотонные детали взлетали вверх на несколько метров. Первый и второй энергоблоки ЧАЭС после аварии были полностью исправными, и несколько лет после этого работали. Однако их остановили под давлением международного сообщества.
Сейчас главной целью работы ЧАЭС станет обслуживание нового безопасного конфайнмента: сюда планируют перевести значительную часть персонала.